Последние статьи

  • Случай с Евсейкой

    Однажды маленький мальчик Евсейка, —
    очень хороший человек! — сидя на берегу
    моря, удил рыбу. Это очень скучное дело,
    если рыба, капризничая, не клюёт. А день
    был жаркий: стал Евсейка со  скуки дремать
    и  — бултых! — свалился в воду.
    Свалился, но ничего, не испугался и плы-
    вёт тихонько, а потом нырнул и тотчас достиг
    морского  дна.
    Сел на камень, мягко покрытый рыжими во-
    дорослями, смотрит вокруг — очень хорошо!
    Ползёт, не торопясь, алая морская звезда,
    солидно ходят по камням усатые лангусты,
    боком-боком двигается краб; везде на кам-
    нях, точно крупные вишни, рассеяны актинии,
    и всюду множество всяких любопытных штук:
    вот цветут-качаются морские лилии, мелькают,
    точно мухи, быстрые креветки, вот тащится
    морская черепаха, и  над её тяжёлым щитом
    играют две маленькие зелёные рыбёшки, со-
    всем как бабочки в  воздухе, и вот по белым
    камням везёт свою раковину рак-отшельник.
    Евсейка, глядя на него, даже стих вспомнил:
    Дом, — не тележка у дядюшки Якова...

    И вдруг слышит: над головою у него точно
    кларнет запищал:
    – Вы кто такой?
    Смотрит – над головою у него огромней-
    шая рыба в сизо-серебряной чешуе, выпучи-
    ла глаза и, оскалив зубы, приятно улыбается,
    точно её уже зажарили и она лежит на блю-
    де среди стола.
    – Это вы говорите? — спросил Евсейка.
    – Я-а...
    Удивился Евсейка и сердито спрашивает:
    – Как же это вы? Ведь рыбы не говорят!
    А сам думает: «Вот так раз! Немецкий
    я  вовсе не  понимаю, а рыбий язык сразу по-
    нял! Ух, какой молодчина!»
    И, приосанясь, оглядывается: плавает во-
    круг него разноцветная игривая рыбёшка —
    и  смеётся, разговаривает:
    – Глядите-ка! Вот чудище приплыло: два
    хвоста!
    – Чешуи — нет, фи!
    – И плавников только два!
    Некоторые, побойчее, подплывают прямо
    к  носу и дразнятся:
    – Хорош-хорош!
    Евсейка обиделся: «Вот нахалки! Будто не
    понимают, что перед ними настоящий чело-
    век...»

    И хочет поймать их, а они, уплывая из-под
    рук, резвятся, толкают друг друга носами
    в  бока и поют хором, дразня большого рака:
    Под камнями рак живёт,
    Рыбий хвостик рак жуёт.
    Рыбий хвостик очень сух,
    Рак не знает вкуса мух.
    А он, свирепо шевеля усами, ворчит, вытя-
    гивая клешни:
    – Попадитесь-ка мне, я вам отстригу языки-то!
    «Серьёзный какой», — подумал Евсейка.
    Большая же рыба пристаёт к нему:
    – Откуда это вы взяли, что все рыбы —
    немые?
    – Папа сказал.
    – Что такое — папа?
    – Так себе... Вроде меня, только — по-
    больше, и  усы у него. Если не сердится,
    то  очень милый...
    – А он рыбу ест?
    Тут Евсейка испугался: скажи-ка ей, что  ест!
    Поднял глаза вверх, видит сквозь воду мут-
    но-зелёное небо и солнце в нём, жёлтое, как
    медный поднос; подумал мальчик и сказал
    неправду:
    – Нет, он не ест рыбы, костлявая очень...
    – Однако — какое невежество! — обижен-
    но вскричала рыба. — Не все же мы костля-
    вые! Например — моё семейство...

    «Надо переменить разговор», — сообразил
    Евсей и вежливо спрашивает:
    – Вы бывали у нас наверху?
    – Очень нужно! — сердито фыркнула ры-
    ба.  — Там дышать нечем...
    – Зато — мухи какие...
    Рыба оплыла вокруг него, остановилась
    прямо против носа, да вдруг и говорит:
    – Мух-хи? А вы зачем сюда приплыли?
    «Ну начинается! — подумал Евсейка. — Съест
    она меня, дура!..»
    И, будто бы беззаботно, ответил:
    – Так себе, гуляю...
    – Гм? — снова фыркнула рыба. — А  мо-
    жет быть, вы  – уже утопленник?
    – Вот ещё! — обиженно крикнул мальчик.  —
    Нисколько даже. Я вот сейчас встану и...

    Попробовал встать, а не может, точно его
    тяжёлым одеялом окутали — ни поворотить-
    ся, ни пошевелиться!
    «Сейчас я начну плакать», — подумал он,
    но тотчас же сообразил, что, плачь не плачь,
    в воде слёз не видно, и решил, что не сто-
    ит плакать, — может быть, как-нибудь ина-
    че удастся вывернуться из этой неприятной
    ис тории.
    А вокруг — господи! — собралось разных
    морских жителей — числа нет!
    На ногу взбирается голотурия, похожая на
    плохо нарисованного поросёнка, и шипит:
    – Желаю с вами познакомиться поближе...
    Дрожит перед носом морской пузырь, дует-
    ся, пыхтит, — укоряет Евсейку:
    – Хорош-хорош! Ни рак, ни рыба, ни мол-
    люск, ай-я-яй!
    – Погодите, я, может, ещё авиатором
    буду,  — говорит ему Евсей, а на колени его
    влез лангуст и, ворочая глазами на ниточках,
    вежливо спрашивает:
    – Позвольте узнать, который час?

    Проплыла мимо сепия, совсем как мок рый
    носовой платок: везде мелькают сифонофо-
    ры, точно стеклянные шарики, одно ухо ще-
    кочет креветка, другое — тоже щупает кто-
    то любопытный, даже по голове путешествуют
    маленькие рачки, — запутались в волосах
    и  дёргают их.
    «Ой, ой, ой!» — воскликнул про себя Ев-
    сейка, стараясь смотреть на всё беззаботно
    и  ласково, как папа, когда он виноват, а ма-
    маша сердится на него.
    А вокруг в воде повисли рыбы — множе-
    ство! — поводят тихонько плавниками и,  вы-
    таращив на мальчика круглые глаза, скучные,
    как алгебра, бормочут:
    Как он может жить на свете
    без усов и чешуи?
    Мы бы, рыбы, не могли бы
    раздвоить хвосты свои!
    Не похож он ни на рака, ни на нас —
    весьма во многом!
    Не родня ли это чудо
    безобразным осьминогам?

    «Дуры! — обиженно думает Евсейка. —
    У  меня по русскому языку в прошлом году
    две четвёрки было...»
    И делает такой вид, будто он ничего не
    слышит, даже хотел беззаботно посвистеть,  —
    но — оказалось — нельзя: вода лезет в рот,
    точно пробка.
    А болтливая рыба всё спрашивает его:
    – Нравится вам у нас?
    – Нет... то есть — да, нравится!.. У меня
    дома... тоже очень хорошо, — ответил Евсей
    и снова испугался:
    «Батюшки, что я говорю?! Вдруг она рас-
    сердится, и начнут они меня есть...»
    Но вслух говорит:
    – Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно...

    Это очень понравилось болтливой рыбе,
    она засмеялась, открыв круглый рот так, что
    стали видны розовые жабры, виляет хвостом,
    блестит острыми зубами и старушечьим голо-
    сом кричит:
    – Это хорошо — поиграть! Это очень хо-
    рошо — поиграть!
    – Поплывёмте наверх! — предложил Евсей.
    – Зачем? — спросила рыба.
    – А вниз уже нельзя ведь! И там, на-
    верху,  — мухи.
    – Мух-хи! Вы их любите?
    Евсей любил только маму, папу и мороже-
    ное, но  ответил:
    – Да...
    – Ну что ж? Поплывём! — сказала рыба,
    перевернувшись головой вверх, а Евсей тотчас
    цап её за жабры и кричит:
    – Я — готов!
    – Стойте! Вы, чудище, слишком засунули
    свои лапы в жабры мне...
    – Ничего!
    – Как это — ничего? Порядочная рыба не
    может жить не дыша.
    – Господи! — вскричал мальчик. — Ну что
    вы спорите всё? Играть так играть...
    А сам думает: «Лишь бы только она меня
    немножко подтащила наверх, а там уже я  вы-
    нырну».

    Поплыла рыба, будто танцуя, и поёт во
    всю мочь:
    Плавниками трепеща,
    И зубаста да тоща,
    Пищи на обед ища,
    Ходит щука вкруг леща!
     
    Маленькие рыбёшки кружатся и хором орут:
    Вот так штука!
    Тщетно тщится щука
    Ущемить леща!
    Вот так это — штука!
     
    Плыли, плыли, чем выше — тем всё быст-
    рее и легче, и вдруг Евсейка почувствовал,
    что голова его выскочила на воздух.
    – Ой!
    Смотрит — ясный день, солнце играет на
    воде, зелёная вода заплёскивает на берег, шу-
    мит, поёт. Евсейкино удилище плавает в  море,
    далеко от берега, а сам он сидит на том же
    камне, с которого свалился, и  уже весь сухой!
    – Ух! — сказал он, улыбаясь солнцу. —
    Вот я и вынырнул.

    Подробнее
  • О чём шепчутся раки

    Удивляюсь на раков — до чего много, ка-
    жется, напутано у них лишнего: сколько ног,
    какие усы, какие клешни, и ходит хвостом
    наперёд, и хвост называется шейкой. Но все-
    го более дивило меня в  детстве, что когда
    раков соберут в ведро, то они между собой
    начинают шептаться. Вот шепчутся, вот шеп-
    чутся, а о чём — не поймёшь.
    И когда скажут: «Раки перешептались»,  —
    это значит — они умерли, и вся их рачья
    жизнь в шёпот ушла.
    В нашей речке Вертушинке раньше, в  моё
    время, раков было больше, чем рыбы.
    И вот однажды бабушка Домна Ивановна
    с  внучкой своей Зиночкой собрались к  нам
    на Вертушинку за раками. Бабушка с внучкой
    пришли к нам вечером, отдохнули немного  —
    и на реку. Там они расставили свои рачьи
    сеточки. Эти рачьи сачки у нас все делают
    сами: загибается ивовый прутик кружком, кру-
    жок обтягивается сеткой от старого невода, на
    сетку кладётся кусочек мяса или чего-нибудь,
    а  лучше всего кусочек жареной и духовитой
    для раков лягушки. Сеточки опускают на дно.
    Учуяв запах жареной лягушки, раки вылеза-
    ют из береговых печур, ползут на сетки. Вре-
    мя от времени сачки за верёвки вытаскивают
    кверху, снимают раков и опять опускают.

    Простая эта штука. Всю ночь бабушка
    с  внучкой вытаскивали раков, наловили целую
    большую корзину и утром собрались назад,
    за десять вёрст к себе в деревню. Солныш-
    ко взошло, бабушка с внучкой идут, рас-
    парились, разморились. Им уж теперь не до
    раков, только бы добраться домой.
    — Не перешептались бы раки, — сказала
    бабушка.
    Зиночка прислушалась.
    Раки в корзинке шептались за спиной ба-
    бушки.
    — О чём они шепчутся? — спросила Зиночка.
    — Перед смертью, внученька, друг с другом
    прощаются.
    А раки в это время совсем не шептались.
    Они только тёрлись друг о друга шершавыми
    костяными бочками, клешнями, усиками, шей-
    ками, и  от этого людям казалось, будто от
    них шёпот идёт. Не умирать раки собирались,
    а жить хотели. Каждый рак все свои ножки
    пускал в дело, чтобы хоть где-нибудь найти
    дырочку, и дырочка нашлась в корзинке, как
    раз чтобы самому крупному раку пролезть.

    Один рак вылез крупный, за ним более
    мелкие шутя выбрались, и пошло, и пошло:
    из  корзинки  — на бабушкину кацавейку, с  ка-
    цавейки — на  юбку, с  юбки — на дорожку,
    с дорожки — в  траву, а из травы  — рукой
    подать речка.
    Солнце палит и палит. Бабушка с внучкой
    идут и идут, а раки ползут и ползут. Вот
    подходят Домна Ивановна с Зиночкой к де-
    ревне. Вдруг бабушка остановилась, слушает,
    что в корзинке у раков делается, и ничего
    не слышит. А что корзинка-то лёгкая стала,
    ей и невдомёк: не спавши ночь, до того ухо-
    дилась старуха, что и плеч не чует.
    — Раки-то, внученька, — сказала бабуш-
    ка,  — должно быть, перешептались.
    — Померли? — спросила девочка.
    — Уснули, — ответила бабушка, — не шеп-
    чутся больше.

    Пришли к избе, сняла бабушка корзинку,
    подняла тряпку:
    — Батюшки родимые, да где же раки-то?
    Зиночка заглянула — корзина пустая.
    Поглядела бабушка на внучку — и только
    руками развела.
    — Вот они, раки-то, — сказала она,  —
    шептались! Я думала — они это друг с  дру-
    гом перед смертью, а  они это с нами, дура-
    ками, прощались.

    Подробнее
  • Грибы

    Братца звали Иван, а сестрицу — Косичка.
    Мамка была у них сердитая: посадит на лав-
    ку и  велит молчать. Сидеть скучно, мухи ку-
    саются, или Косичка щипнёт — и пошла воз-
    ня, а  мамка рубашонку задерёт да  — шлёп...
    В лес бы уйти, там хоть на голове ходи  —
    никто слова не скажет...
    Подумали об этом Иван да Косичка да
    в  тёмный лес  и удрали.
    Бегают, на деревья лазают, кувыркаются
    в траве,  — никогда визга такого в лесу не
    было слышно.
    К полудню ребятишки угомонились, устали,
    захотели есть.
    — Поесть бы,  — захныкала Косичка.
    Иван начал живот чесать — догадываться.
    — Мы гриб найдём и съедим,  — сказал
    Иван.  — Пойдём, не хнычь.
    Нашли они под дубом боровика и только
    сорвать его нацелились, Косичка зашептала:
    — А может, грибу больно, если его есть?
    Иван стал думать. И спрашивает:
    — Боровик, а боровик, тебе больно, если
    тебя есть?
    Отвечает боровик хрипучим голосом:
    — Больно.

    Пошли Иван да Косичка под берёзу, где
    рос подберёзовик, и спрашивают у него:
    — А тебе, подберёзовик, если тебя есть,
    больно?
    — Ужасно больно,  — отвечает подберёзовик.
    Спросили Иван да Косичка под осиной по-
    досинника, под сосной — белого, на лугу  —
    рыжика, груздя сухого да груздя мокрого,
    синявку-малявку, опёнку тощую, маслённика,
    лисичку и сыроежку.
    — Больно, больно,  — пищат грибы.
    А груздь мокрый даже губами зашлёпал:
    — Што вы ко мне приштали, ну ваш к  ле-
    шему...
    — Ну,  — говорит Иван,  — у меня живот
    подвело.
    А Косичка дала рёву.
    Вдруг из-под прелых листьев вылезает крас-
    ный гриб, словно мукой сладкой обсыпан —
    плотный, красивый. Ахнули Иван да Косичка:
    — Миленький гриб, можно тебя съесть?
    — Можно, детки, можно, с удовольстви-
    ем,  — приятным голосом отвечает им крас-
    ный гриб, так сам в  рот и лезет.

    Присели над ним Иван да Косичка и  толь-
    ко разинули рты,  — вдруг откуда ни возьмись
    налетают грибы: боровик и подберёзовик, по-
    досинник и белый, опёнка тощая и  синяв-
    ка-малявка, мокрый груздь да груздь сухой,
    маслённик, лисички и сыроежки — и  давай
    красного гриба колотить-колошматить:
    — Ах ты, яд, мухомор, чтобы тебе лопнуть,
    ребятишек травить удумал...
    С мухомора только мука летит.
    — Посмеяться я хотел,  — вопит мухомор...
    — Мы тебе посмеёмся! — кричат грибы
    и так навалились, что осталось от мухомора
    мокрое место  — лопнул.
    И где мокро осталось, там даже трава за-
    вяла с мухоморьего яда...
    — Ну, теперь, ребятишки, раскройте рты
    по-настоящему,  — сказали грибы.
    И все грибы до единого к Ивану да Ко-
    сичке, один за другим, скок в рот — и  про-
    глотились.
    Наелись до отвалу Иван да Косичка и  тут
    же заснули. А к вечеру прибежал заяц и  по-
    вёл ребятишек домой. Увидела мамка Ивана
    да Косичку, обрадовалась, всего по одному
    шлепку отпустила, да и то любя, а  зайцу
    дала капустный лист:
    — Ешь, барабанщик!
    Подробнее
  • Горячий камень

    I
    Жил на селе одинокий старик. Был он
    слаб, плёл корзины, подшивал валенки, сто-
    рожил от мальчишек колхозный сад и тем
    зарабатывал свой хлеб.
    Он пришёл на село давно, издалека, но
    люди сразу поняли, что этот человек немало
    хватил горя. Был он хром, не по годам сед.
    От щеки его через губы пролёг кривой рва-
    ный шрам. И поэтому, даже когда он улыбал-
    ся, лицо его казалось печальным и суровым.
    II
    Однажды мальчик Ивашка Кудряшкин полез
    в колхозный сад, чтобы набрать там яблок
    и  тайно насытиться ими до отвала. Но, за-
    цепив штаниной за гвоздь ограды, он свалил-
    ся в  колючий крыжовник, оцарапался, взвыл
    и  тут же был сторожем схвачен.
    Конечно, старик мог бы стегануть Иваш-
    ку крапивой или, что ещё хуже, отвести его
    в  школу и рассказать там, как было дело.
    Но старик сжалился над Ивашкой. Руки
    у  Ивашки были в ссадинах, позади, как ове-
    чий хвост, висел клок от штанины, а по крас-
    ным щекам текли слёзы.
    Молча вывел старик через калитку и отпус-
    тил перепуганного Ивашку восвояси, так и не
    дав ему ни одного тычка и даже не сказав
    вдогонку ни одного слова.

    III
    От стыда и горя Ивашка забрёл в лес,
    заблудился и попал на болото. Наконец он
    устал. Опустился на торчавший из мха голу-
    бой камень, но тотчас же с воплем подско-
    чил, так как ему показалось, что он сел на
    лесную пчелу и она его через дыру штанов
    больно ужалила.
    Однако никакой пчелы на камне не было.
    Этот камень был, как уголь, горячий, и на
    плоской поверхности его проступали закрытые
    глиной буквы.
    Ясно, что камень был волшебный! — это
    Ивашка смекнул сразу. Он сбросил башмак
    и  торопливо начал оббивать каблуком с  надпи-
    сей глину, чтобы поскорее узнать: что с  этого
    камня может он взять для себя пользы и толку.
    И вот он прочёл такую надпись:
    КТО СНЕСЁТ ЭТОТ КАМЕНЬ НА ГОРУ
    И ТАМ РАЗОБЬЁТ ЕГО НА ЧАСТИ,
    ТОТ ВЕРНЁТ СВОЮ МОЛОДОСТЬ
    И НАЧНЁТ ЖИТЬ СНАЧАЛА

    Ниже стояла печать, но не простая, круг лая,
    как в  сельсовете, и не такая, треугольником,
    как на талонах в кооперативе, а  похитрее:
    два креста, три хвоста, дырка с палочкой
    и  четыре запятые.
    Тут Ивашка Кудряшкин огорчился. Ему было
    всего восемь лет — девятый. И жить начинать
    сначала, то есть опять на второй год оставать-
    ся в первом классе, ему не хотелось вовсе.
    Вот если бы через этот камень, не уча за-
    данных в  школе уроков, можно было из пер-
    вого класса перескакивать сразу в третий —
    это другое дело!
    Но всем и давно уже известно, что такого
    могущества даже у самых волшебных камней
    никогда не бывает.

    IV
    Проходя мимо сада, опечаленный Ивашка
    опять увидел старика, который, кашляя, час-
    то останавливаясь и передыхая, нёс ведро
    извёстки, а на плече держал палку с  мочаль-
    ной кистью.
    Тогда Ивашка, который был по натуре маль-
    чиком добрым, подумал: «Вот идёт человек, ко-
    торый очень свободно мог хлестнуть меня кра-
    пивой. Но он пожалел меня. Дай-ка теперь я
    его пожалею и верну ему молодость, чтобы он
    не кашлял, не хромал и не дышал так тяжко».
    Вот с какими хорошими мыслями подошёл
    к старику благородный Ивашка и прямо объ-
    яснил ему, в чём дело. Старик сурово побла-
    годарил Ивашку, но уйти с караула на болото
    отказался, потому что были ещё на свете та-
    кие люди, которые очень просто могли бы за
    это время колхозный сад от фруктов очистить.
    И старик приказал Ивашке, чтобы тот сам
    выволок камень из болота в гору. А он по-
    том придёт туда ненадолго и чем-нибудь ско-
    ренько по камню стукнет.
    Очень огорчил Ивашку такой поворот дела.
    Но рассердить старика отказом он не ре-
    шился. На следующее утро, захватив крепкий
    мешок и холщовые рукавицы, чтобы не обжечь
    о камень руки, отправился Ивашка на болото.

    V
    Измазавшись грязью и глиной, с трудом
    вытянул Ивашка камень из болота и, высунув
    язык, лёг у подножия горы на сухую траву.
    «Вот! — думал он. — Теперь вкачу я  ка-
    мень на гору, придёт хромой старик, разобьёт
    камень, помолодеет и начнёт жить сначала.
    Люди говорят, что хватил он немало горя.
    Он стар, одинок, избит, изранен и счастливой
    жизни, конечно, никогда не видел. А другие
    люди её видели». На  что он, Ивашка, молод,
    а  и  то уже три раза он такую жизнь видел.
    Это  — когда он опаздывал на урок и  совсем
    незнакомый шофёр подвёз его на блестящей
    легковой машине от конюшни колхозной до
    самой школы. Это — когда весной голыми
    руками он поймал в канаве большую щуку.
    И,  наконец, когда дядя Митрофан взял его
    с  собой в  город на весёлый праздник Пер-
    вое  мая.
    «Так пусть же и несчастный старик хоро-
    шую жизнь увидит», — великодушно решил
    Ивашка.
    Он встал и терпеливо потянул камень в  гору.

    VI
    И вот перед закатом к измученному и  про-
    дрогшему Ивашке, который, съёжившись, су-
    шил грязную, промокшую одежду возле горя-
    чего камня, пришёл на гору старик.
    — Что же ты, дедушка, не принёс ни мо-
    лотка, ни топора, ни лома? — вскричал удив-
    лённый Ивашка. — Или ты надеешься разбить
    камень рукою?
    — Нет, Ивашка, — отвечал старик, — я  не
    надеюсь разбить его рукой. Я совсем не буду
    разбивать камень, потому что я не хочу на-
    чинать жить сначала.
    Тут старик подошёл к изумлённому Ивашке,
    погладил его по голове. Ивашка почувствовал,
    что тяжёлая ладонь старика вздрагивает.

    — Ты, конечно, думал, что я стар, хром,
    уродлив и несчастен, — говорил старик Иваш-
    ке. — А на самом деле я самый счастливый
    человек на свете.
    Ударом бревна мне переломило ногу, —
    но  это тогда, когда мы — ещё неумело —
    валили заборы и строили баррикады, под-
    нимали восстание против царя, которого ты
    видел только на картинке.
    Мне вышибли зубы, — но это тогда, когда,
    брошенные в тюрьмы, мы дружно пели рево-
    люционные песни. Шашкой в бою мне рас-
    секли лицо, — но это тогда, когда первые
    народные полки уже били и громили белую
    вражескую армию.
    На соломе, в низком холодном бараке ме-
    тался я в бреду, больной тифом. И  грозней
    смерти звучали надо мной слова о том, что
    наша страна в кольце и вражья сила нас одо-
    левает. Но, очнувшись вместе с первым лучом
    вновь сверкнувшего солнца, узна вал я, что
    враг опять разбит и что мы опять наступаем.
    И, счастливые, с койки на койку протяги-
    вали мы друг другу костлявые руки и  робко
    мечтали тогда о том, что пусть хоть не при
    нас, а после нас наша страна будет такой вот,
    как она сейчас, — могучей и  великой. Это  ли
    ещё, глупый Ивашка, не счастье?! И  на что
    мне иная жизнь? Другая молодость? Когда
    и  моя прошла трудно, но ясно и честно!
    Тут старик замолчал, достал трубку и за-
    курил.
    — Да, дедушка! — тихо сказал тогда Иваш-
    ка. — Но раз так, то зачем же я  старался
    и  тащил этот камень в гору, когда он очень
    спокойно мог бы лежать на своём болоте?
    — Пусть лежит на виду, — сказал ста-
    рик,  — и ты посмотришь, Ивашка, что из
    этого будет.

    VII
    С тех пор прошло много лет, но камень
    тот так и лежит на той горе неразбитым.
    И много около него народу побывало. По-
    дойдут, посмотрят, подумают, качнут головой
    и идут восвояси.
    Был на той горе и я однажды. Что-то
    у  меня была неспокойна совесть, плохое на-
    строение. «А что, — думаю,  — дай-ка я по
    камню стукну и начну жить сначала!»
    Однако постоял-постоял и вовремя одумался.
    «Э-э! — думаю, скажут, увидав меня помо-
    лодевшим, соседи. — Вот идёт молодой дурак!
    Не сумел он, видно, одну жизнь прожить так,
    как надо, не разглядел своего счастья и те-
    перь хочет то же начинать сначала».
    Скрутил я тогда табачную цигарку. При-
    курил, чтобы не тратить спичек, от горячего
    камня. И пошёл прочь — своей дорогой.

    Подробнее
  • Про Иванушку-дурачка

    Жил-был Иванушка-дурачок, собою краса-
    вец, а  что ни сделает, всё у него смешно
    выходит — не  так, как у людей.
    Нанял его в работники один мужик, а  сам
    с женой собрался в город; жена и  говорит
    Иванушке:
    — Останешься ты с детьми, гляди за ними,
    накорми их!
    — А чем? — спрашивает Иванушка.
    — Возьми воды, муки, картошки, покроши
    да свари — будет похлёбка.
    Мужик приказывает:
    — Дверь стереги, чтобы дети в лес не убе-
    жали!
    Уехал мужик с женой; Иванушка влез на
    полати, разбудил детей, стащил их на пол,
    сам сел сзади них и говорит:
    — Ну вот, я гляжу за вами!
    Посидели дети некоторое время на полу  —
    запросили есть; Иванушка втащил в избу кад-
    ку воды, насыпал в неё полмешка муки, меру
    картошки, разболтал всё коромыслом и дума-
    ет вслух:
    — А кого крошить надо?
    Услыхали дети — испугались:
    — Он, пожалуй, нас искрошит!
    И тихонько убежали вон из избы.
    Иванушка посмотрел вслед им, почесал
    затылок  — соображает: «Как же я теперь
    глядеть за ними буду? Да ещё дверь надо
    стеречь, чтобы она не убежала!»
    Заглянул в кадушку и говорит:
    — Варись, похлёбка, а я пойду за детьми
    глядеть!

    Снял дверь с петель, взвалил её на пле-
    чи себе и  пошёл в лес; вдруг навстречу ему
    Медведь шагает  — удивился, рычит:
    — Эй, ты, зачем дерево в лес несёшь?
    Рассказал ему Иванушка, что с ним случи-
    лось, — Медведь сел на задние лапы и  хо-
    хочет:
    — Экой ты дурачок! Вот я тебя съем за
    это!
    А Иванушка говорит:
    — Ты лучше детей съешь, чтоб они в  дру-
    гой раз отца-матери слушались, в лес не бе-
    гали.
    Медведь ещё сильней смеётся, так и ката-
    ется по земле со смеху!
    — Никогда такого глупого не видал! Пой-
    дём, я тебя жене своей покажу.
    Повёл его к себе в берлогу. Иванушка идёт,
    дверью за сосны задевает.
    — Да брось ты её! — говорит Медведь.
    — Нет, я своему слову верен: обещал сте-
    речь, так уж устерегу.
    Пришли в берлогу. Медведь говорит жене:
    — Гляди, Маша, какого я тебе дурачка при-
    вёл. Смехота!

    А Иванушка спрашивает Медведицу:
    — Тётя, не видала ребятишек?
    — Мои — дома, спят.
    — Ну-ка, покажи, не мои ли это?
    Показала ему Медведица трёх медвежат; он
    говорит:
    — Не эти, у меня двое было.
    Тут и Медведица видит, что он глупенький,
    тоже смеётся:
    — Да ведь у тебя человечьи дети были!
    — Ну да, — сказал Иванушка, — разбе-
    рёшь их, маленьких-то, какие чьи.
    — Вот забавный! — удивилась Медведица
    и говорит мужу: — Михайло Потапыч, не ста-
    нем его есть, пусть он у нас в работниках
    живёт.
    — Ладно, — согласился Медведь, — он
    хоть и человек, да уж больно безобидный.

    Дала Медведица Иванушке лукошко, прика-
    зывает:
    — Поди-ка набери малины лесной — де-
    тишки проснутся, я их вкусненьким угощу.
    — Ладно, это я могу, — сказал Ивануш-
    ка.  — А  вы дверь постерегите.
    Пошёл Иванушка в лесной малинник, набрал
    малины полное лукошко, сам досыта наелся,
    идёт назад к медведям и поёт во всё горло:
    Эх, как неловки
    Божии коровки!
    То ли дело — муравьи
    Или ящерицы!
    Пришёл в берлогу, кричит:
    — Вот она, малина!
    Медвежата подбежали к лукошку, рычат,
    толкают друг друга, кувыркаются — очень
    рады!
    А Иванушка, глядя на них, говорит:
    — Эхма, жаль, что я не Медведь, а то
    и  у  меня дети были бы.
    Медведь с женой хохочут.
    — Ой, батюшки мои, — рычит Медведь,  —
    да с  ним жить нельзя, со смеху помрёшь!

    — Вот что, — говорит Иванушка, — вы
    тут постерегите дверь, а я пойду ребятишек
    искать, не то хозяин задаст мне!
    А Медведица просит мужа:
    — Миша, ты бы помог ему!
    — Надо помочь, — согласился Медведь,  —
    уж очень он смешной!
    Пошёл Медведь с Иванушкой лесными тро-
    пами, идут — разговаривают по-приятельски.
    — Ну и глупый же ты! — удивляется Мед-
    ведь, а  Иванушка спрашивает его:
    — А ты — умный?
    — Я-то?
    — Ну да!
    — Не знаю.
    — И я не знаю. Ты — злой?
    — Нет. Зачем?
    — А по-моему — кто зол, тот и глуп.
    Я  вот тоже не злой. Стало быть, оба мы
    с  тобой не дураки будем!
    — Ишь ты, как вывел! — удивился Медведь.

    Вдруг видят: сидят под кустом двое детей,
    уснули.
    Медведь спрашивает:
    — Это твои, что ли?
    — Не знаю, — говорит Иванушка, — надо
    их спросить. Мои — есть хотели.
    Разбудили детей, спрашивают:
    — Хотите есть?
    Те кричат:
    — Давно хотим!
    — Ну, — сказал Иванушка, — значит, это
    и есть мои! Теперь я поведу их в деревню,
    а ты, дядя, принеси, пожалуйста, дверь, а  то
    самому мне некогда, мне ещё надобно по-
    хлёбку варить.
    — Уж ладно, — сказал Медведь. — При-
    несу.
    Идёт Иванушка сзади детей, смотрит за
    ними в землю, как ему приказано, а сам поёт:
    Эх, вот так чудеса!
    Жуки ловят зайца,
    Под кустом сидит лиса,
    Очень удивляется!

    Пришёл в избу, а уж хозяева из города во-
    ротились, видят: посреди избы кадушка стоит,
    доверху водой налита, картошкой насыпана
    да мукой, детей нет, дверь тоже пропала,  —
    сели они на лавку и плачут горько.
    — О чём плачете? — спросил их Иванушка.
    Тут увидали они детей, обрадовались, обни-
    мают их, а Иванушку спрашивают, показывая
    на его стряпню в кадке:
    — Это чего ты наделал?
    — Похлёбку!
    — Да разве так надо?
    — А я почём знаю — как?
    — А дверь куда девалась?
    — Сейчас её принесут, — вот она!
    Выглянули хозяева в окно, а по улице идёт
    Медведь, дверь тащит, народ от него во все
    стороны бежит, на крыши лезут, на дере-
    вья; собаки испугались  — завязли, со страху,
    в  плетнях, под воротами; только один рыжий
    петух храбро стоит среди улицы и кричит на
    Медведя:
    — Кину в реку-у!..

    Подробнее

Последние статьи

Популярные